Муза

Я всегда хотела быть писателем, вот с самого детства… я сижу за столом, с печатной машинкой (да компьютеризация тогда еще не вошла во все дома), с очками на носу, и делаю кареткой , так – трррр, дзынь! И дальше углубляюсь в слова, которые просто льются из моего сознания, и вновь – трррр, дзынь. И дальше… Эх, как бы это было прекрасно! Но машинки у меня дома не было, а пара стихов отпечатанных на школьных агрегатах, я не считала творчеством, да и удовольствия от этого процесса я не получила, потому что все было тайно, что б учительница не поняла, что я там печатаю, что б одноклассники не подсмотрели.

Закончив школу, я пошла работать в литературное агентство. Меня взяли туда без образования, без опыта работы, меня взяли «за красивые глазки», причем начальник никогда не забывал это подчеркнуть в разговоре, но и никогда не домогался меня. Иногда создавалось впечатление, что ему просто хорошо, если я нахожусь с ним в одной комнате, он чувствовал себя уверенно и много остро шутил. Мы с ним и познакомились так, ради шутки, в метро. А так как планов на первое послешкольное лето у меня не было (вступительные на журналистику я провалила сразу), я  позвонила ему и пошла работать секретарем. Появились новые знакомые, приятели, компания пьющих, но веселых литераторов.

И оказалось так, что вокруг меня всегда были те, кто писал. Стихи, прозу, сказки… Писали хорошо и проникновенно, и я зачитывалась ими, и людьми и их произведениями. Мне нравилось знать тех, чьи слова мне дороги и они сами притягивались ко мне. Из секретаря, я плавно выросла по карьерной лестнице до редактора, начальник помог мне получить образование.

Мой первый муж естественно был писателем, красивым, эмоциональным, как принято сейчас говорить с амбициями. И я любила его до беспамятства, была с ним  или при нем, всегда, и нас обоих это устраивало. Меня быть, ему обладать. Это сейчас, с высоты своих лет, я могу спокойно говорить об этом, а тогда, это был поток, несущий меня по жизни с порогами, поворотами, водопадами. И мне было хорошо и весело… на презентациях его книг, с его друзьями, с его подругами. Я была счастлива в этом водовороте блеска и шампанского.

И теперь вспоминая то время и его, мне все так же кажется, что так было и надо, а то что кажется вопиющей дикостью, просто надуманное, уже отшлифованное социальной моралью и ко мне не имеет никакого отношения.

Это были мои счастливые годы… А потом его не стало, совсем, и это было не правильно тогда, но с точки зрения жизненного опыта теперь, правильно. Как же в мире все хрупко, ломко и относительно…

Потом были еще друзья, кружки писателей, в которых я числилась, но кроме докладов я никогда ничего не писала… Зато читала столько черновиков, редактировала столько страниц ужасного подчерка, что в глазах темнело. Я то работала в своем первом агентстве, то пропадала, но начальник всегда принимал меня обратно в штат, что давало мне уверенность в «куске хлеба», хотя я никогда в нем не нуждалась. Мы долго с ним беседовали на разные темы, пили то кофе, то коньяк… И это было так… правильно, так осознанно, что до сих пор вспоминая наши такие встречи, я чувствую, как разливается в груди тепло. И не было романтики, пошлости, это была даже не дружба, это был союз.

Папки с ранними стихами пылились в кладовке, на кухне всегда было накурено, но там были разные люди, и теперь слишком знаменитые, что бы о них говорить. Но все так же не забытые…Сколько произведений было зачато на моей скромной, но широкой во всех отношениях кухни, сколько чашек и рюмок разбито в спорах, сколько поцелуев и скандалов, сколько всего было, на моей прокуренной кухне. Сколько раз, в том или ином произведении, я узнавала свои занавески в горошек, или чайник с осколом в виде сердечка, или обои, или взгляд через дым. Вся биография моей кухни, а так же всего кухонного инвентаря, запечатлено в рассказах, романах, стихах.  Иногда брошенная мной фраза, становилась прологом для чужой книжки, а ругань и ревность, превращались в страстные монологи, одной из героинь романа. Я давно уже перестала считать, сколько моих прообразов гуляет по свету. Но я всегда буду помнить первый…

Мой первый муж не писал обо мне, он просто сидел рядом, часто положив мне голову на колени и думал, потом шел писать и мог пропадать на своем чердаке сутками. Второй же мой муж (именно после того, как создал прообраз меня он и стал моим вторым мужем) посвятил мне очерк, где душевно описывал молодую женщину, скользящую глазами по лицам людей,  как лебедь по озеру, а в волосах ее цвели васильки.  Как это было мило и нелепо с его стороны. Наша жизнь была скучной… но это было уже потом.

Потом были другие мужчины, не только писатели, но в основном люди связанные со словом. Я никогда не анализировала, почему все так. Я жила в этом кругу, любителей слов, вина и женщин. Я была той, которую всегда любили и звали, просили и добивались … Я была женщиной и точно знала, что это мое предназначение, потому что я счастлива. Да конечно, я тоже страдала от ревности и неразделенной любви (так и хочется написать неразделенного увлечения), потому что любовь ко мне так и не пришла. Толи я любила слишком многих, толи слишком много мужчин любили меня и переполняли меня своими чувствами… Но вот такой любви, как у принца с принцессой, что б вместе и  до конца, у меня так и не случилось… Хотя каждая моя история начиналась почти что так…

Я никогда не была одинокой и страдающе одновременно. Обычно я страдала с кем-то, т.е. помогала выстрадать книгу, пережить разрыв и начать все заново… не со мной. Меня всегда кто-то ждал, звал, любил и даже когда я сбегала от всех, я не была несчастной, я была просто одна. И все эти моральные принципы, глупые пословицы, бла-бла-бла, занимали меня на доли секунд и вновь приходила свобода… от всего. Я шла уверенно, зная, что мне помогут, меня поддержат, меня любят и ценят… мне никогда не давали усомнится в своей нужности людям, в своей необходимости им. Я нужна, этим я и жила.

Пока не вспомнила свою детскую мечту – быть писателем. И вот тут начался ад.

А именно, я купила себе ноутбук, специально что бы писать, больше ничего там не было, только «верд». Подготовила место у окна, поставила чашку ароматного чая, села, положила пальцы на клавиши (не без доли артистизма) и … впервые задумалась, а что я буду писать? В моей голове были тысячи, нет миллионы слов и фраз, сотни рассказов и недописанных романов, множество историй из жизни, любовных отношений, везения и не везения, взлетов и падений, катастроф и страданий… Так о чем же мне писать?

Я нервничала выбирая тему для… я вылила чай в унитаз и сделала себе кофе с коньяком. Я не отвечала на телефонные звонки неделю. Потом ко мне стали заходить друзья и знакомые, интересоваться – а что случилось? А нечего – сижу, думаю над бледным листом, чахну… Мы шли на кухню. В разгаре разговора, я периодически вскрикивала – вот она! И бежала к столу, что бы записать только что сказанную фразу. А потом приходила и говорила собеседнику, что эта фраза моя и ее я не разрешаю использовать в его произведениях. Многие недоумевали – и кричали, и ссорились, били себя в грудь кулаками, что никогда не использовали моих фраз, никогда ничего не описывали из моего быта, никогда не писали с меня прототипов героинь. Мы ругались и расставались врагами на всю оставшуюся жизнь.

Так продолжалось долго, бессмысленно долго и бессмысленно много людей были выброшены из моего дома, из моего круга, из моей памяти…

Я стала нервной, черной (черствой) и несчастной, впервые в жизни, погнавшись за мечтой, я стала глубоко несчастным человеком. Одиноким нет, оставались еще люди, которые как оказалось, слишком меня любили, что бы не простить мне такое. Кто-то приносил мне еду, кто-то звал на море на неделю… Но я была непреклонна, и тратила дни, недели, месяцы на смотрение в белый лист. Я не написала в своем новом буке не слова, хотя по дому  валялись обрывки листков, с фразами, словами, мыслями.

А потом пришел он… знакомый моей знакомой, который бывший друг ее знакомой. Я видела его один раз, несколько лет назад, он был с красным цветком в петлице клетчатого пиджака, вот именно поэтому я его и запомнила. Я всегда запоминала людей по каким-то мелочам, вот и его красный цветок сразу же всплыл перед глазами как флаг. Я не помнила его имени, только цветок. Компания оставшихся друзей и даже уже некоторые враги решили мне помочь и устроили целый симпозиум, кто-то чертил схемы как выбрать тему, кто-то предлагал розыгрыш по типу «бумажек в шляпе», кто-то еще что-то выдумывал. Давно в моей доме не было так шумно, а на кухне так накурено. Но было весело, впервые за долгие черно-белые дни, мой дом воспрял и улыбнулся. Я даже переоделась, сменила джинсы и унылый серый свитер, на зеленое платье, накрасила глаза. И мне было хорошо, как будто я вернулась домой из долгого и мучительного путешествия. Я очень замерзла и только сейчас, после горячего кофэ, такого как никогда вкусного, я поняла… я дома, меня любят и я счастлива.

Консилиум-симпозиум длился всю ночь, под утро, многие разошлись, кто-то улегся спать на диванах, мы с ним остались вдвоем на кухне… молчали, смотрели в потолок… и сквозь синий дым его сигареты я впервые обратила внимания на его руки, они были прекрасны, восхитительны, такие руки хочется гладить и целовать, такие руки хочется прижать к щеке и обливать слезами радости… Я любовалась ими… долго, страстно. Как будто пелена упала с моих глаз, с меня,  и я наконец-то вновь видела красоту, чувствовала радость и счастье, я вновь была живой. Я расплакалась. Он встал и ушел. А я еще долго плакала уже сама не зная почему…

Через неделю я впервые за долгие месяцы вышла в свет, на открытие выставки своего энного знакомого. Мне были рады, я это знала, видела, чувствовала. Странно, часто мир писателей и художников считают напыщенным, холодным и бесчувственным. На самом деле он очень глубокий и если падать по всем правилам, то это будет взлет, это будет семья. Давно я не была так счастлива!! Как давно.

А потом был он, с красным цветком в руке, в самой красивой руке в мире…

Утром на кухне я нашла записку: «Муза - не писатель, муза  - читатель! С любовью Н.С. »

Через неделю я переехала к нему, в загородный дом, где мы живем уже 8 счастливых лет…

Он писатель.

И все это написано им. А я сижу на подлокотнике кресла, болтаю ногой в теплом вязанном носке, и читаю…