Детский Акрополь

Сколько себя помню, моей самой главной проблемой была привычка много думать. И ничего хорошего мне это не приносило. Все мое детство прошло под девизом «надо меньше думать!» Так всегда кричал мне мой папа, когда мы вместе играли в футбол на местном стадионе. Он, бывало, паснет мне, а я стою и думаю – как бы мне лучше пробежаться? Пока думаю, пробежит уже местная банда мальчишек и куда вся игра девается.

Я все время думал – надо ли мне идти в магазин за молоком? Разрабатывал разные стратегии, которые граничили со временем и местом похода. Думал, по какой улице или переулку мне лучше пройти в школу, чтоб уж точно не опоздать на урок. Думал, что мне одеть сегодня на тренировку? А еще хуже, если погода явно менялась и если для других это в принципе не было проблемой, то мой несчастный мозг терзала мысль, а вдруг я буду возвращаться домой и окажусь одет не по погоде?

Я много думал над выбором профессии. Очень много думал. Класса с третьего. И если другие дети ограничивались короткими ответами на вопрос «кем бы ты хотел быть?», то я на каждый такой вопрос отвечал очень подробным ответом и еще делал акценты на обосновании своего выбора.

Однажды, когда мне было лет одиннадцать, на лето я, как обычно, приехал в деревню к бабушке. Это было достаточно обжитое село, как тогда было принято говорить «колхоз-ударник». На всех асфальтированных (!) улицах горели фонари, заборы были сбиты на совесть и подкрашены. Даже в местном доме культуры была навороченная для того времени аппаратура и «крутились» приличные дискотеки для местной молодежи.

Тогда, подружившись с местной ребятней, мы часто бегали под окна этого дома, когда местный «ди-джей» начинал свою программу, и заглядывали в окна, чтоб посмотреть, как молодые парочки танцуют зажигательный рок-н-ролл.

Председателем колхоза был молодой и прогрессивный Виктор Иванович, которого все называли Витей. Он многое привнес в это место. И стариков не обижал, а молодежи под свою ответственность давал небывалую свободу для того времени в отношении культурно-развекательной программы и привносил идеи развития родного села из молодых уст.

Моя бабушка, типичная интеллигентка, выходец города, в прошлом была учительницей. Когда-то окончив педагогический институт, ее отправили работать в прогрессивный колхоз, учителем природоведения, так она и осталась здесь жить. Тут она встретила своего мужа, моего дедушку, подающего надежды бригадира, уважаемого и просто хорошего человека.

С бабушкой я любил разговаривать. Она тоже любила думать и никогда не подгоняла меня в моих суждениях. Когда мы начали разговор о том, кем бы я хотел быть, я честно изрек бабушке свою линию по реализации стратегии моего перспективного и светлого будущего.

А на тот момент я очень хотел быть археологом. Это профессия мне казалась не земной, даже с условием того, что прямо от земли она и зависит.

Бабушка приняла мой ответ достаточно спокойно и уравновешенно. Так, как умела только она. Подперев правой рукой свою щеку и поправив в ухе сережку, она сказала учительское «угу», протяжно и уважительно к моим словам и спросила:

- Мишенька (так меня зовут), а почему археологом?

А я ведь любил думать. Мне уже было известно почему, но я по привычке еще немного подумал, повозил подушечками пальцев по столу. Эта привычка у меня давно. Я будто слепой нащупываю в выбитой словами книге нужный ответ, когда подбираю слова для ответа.

- Бабушка, ты меня не отговаривай. Я все решил. Археолог он же умный человек! Просто так копаться не станет. Он же все продумает, где оно лежит, как оно лежит…

- Мишенька, да я и не думала тебя отговаривать, дорогой мой. Я просто интересуюсь, - и бабушка последнюю фразу сказала как-то ровно. Не понижаю и не повышая последний слог. Будто сама удивилась тому, что интересуется этим.

- Понимаешь, я человек медлительный – самокритично ответил я – мне нужно чтоб меня не дергали. Я бы собрал спокойно экспедицию, подумал что я вообще хочу искать? Мы бы поехали «туда» и я спокойно искал бы задуманное. Мне так легче, бабушка!

- Угу, - снова спокойно и уважительно сказала бабушка и поправила сережку на другом ухе, - у нас тут благодаря Вите есть хорошая в деревне библиотека. Если хочешь, мы обязательно сходим туда и почитаем об этом.

Я, конечно, согласился. Бабушку я любил и уважал. К тому же она уважала меня. А для меня, одиннадцатилетнего пацана на том этапе это было очень важно.

На следующий день, управившись утром со своим беспокойным дворовым хозяйством, бабушка сдержала свое слово и повела меня в местную библиотеку. Сейчас, вспоминая свои впечатления, мне вообще трудно поверить, что в деревне была такая библиотека! Тогда меня это, конечно, не удивило. Стеллажи были совершенно новые и еще пахли лаком, окна большие, просторные. И в самом помещении витало что-то такое молодое, озорное! Не как обычно в библиотеках, где тянет взять книгу и сразу заснуть с ней под одеялом.

Библиотекаршей здесь работала молодая девушка Оля, приехавшая из одного города со мной. Это же клич того времени, который назывался пугающим и таким загадочным словом «распределение».

Оля указала нам полку с интересующими нас книгами и мы с бабушкой отправились ее ворошить. Бабушка выбрала для меня книгу Бориса Фармаковского «Художественный идеал демократических Афин». Я ровным счетом ничего не понимал в названии, но бабушка обещала, что изучит эту литературу вместе со мной.

Оля аккуратным почерком выписала нам книгу и мы отправились домой немедленно штудировать ее.

Придя домой, мы увидели возле калитки бабушкиного дома ее давнишних учеников, которые уже, конечно, давно не были учениками, а были взрослыми людьми. Они пришли к ней с какими-то взрослыми разговорами, которые меня совершенно не интересовали. Бабушка отправила меня в дом, а сама осталась на улице, чтоб обсудить какие-то проблемы местного масштаба.

Я хорошо помню, как сел за стол в кухне и стал листать книгу Фармаковского. Книга была старой, редкой. Бабушка говорила, что когда она еще работала в школе, их директор очень увлекался искусством и посодействовал такой богатой библиотеке именно он. И многие книги здесь оказались из его личной библиотеки. Эта книга не была исключением.

Я открыл страницу и в нос мне ударил запах старой книги. Да, по другому этот запах никак больше не назовешь. Он такой терпкий, насыщенный, будто бы родной. Этот запах всегда манит и приходит полное ощущение приближающегося волшебства. Будто сейчас джин выйдет из этих переплетенных страниц и укажет тебе верный путь к их прочтению.

В книге были картинки развалин и древних строений. Это безумно манило и привлекало меня! Но прочитать я ровным счетом не смог ничего. Издание было 1918-го года и напечатано было на еще том языке, где к концу слова обязательно приставлялся твердый знак.

Я слышал, как бабушка на улице говорит четким и ровным голосом со своими знакомыми, но мой ум уже окончательно погрузился в рисунок Акрополя, в наброски древних ваз, кувшинов и другой утвари. И тут я понял, что наверно не зря думал так много! Что это наверняка мое!

Бабушка действительно изучила со мной эту книгу, а позже в библиотеке мы еще изучили великого археолога Артура Эванса. Я был поражен масштабности его архиологической экспедиции, которая работала на Крите и нашла такой знаменитый Кносский дворец. И, конечно, не только этому.

Когда я вернулся к себе в город перед школой, я уже точно знал, кем хочу быть. Мама и папа сначала относились снисходительно к моим увлечениям, думав, что это скоро пройдет и я снова буду много думать и придумаю для себя новую профессию, о которой смогу снова детально рассказать. Но прошел год, я снова уехал к бабушке в деревню, чтоб снова изучить интересующую меня литературу, и родители вскоре поняли, что если мое увлечение и не на всегда, то уж точно надолго.

А бабушка со мной тоже очень увлеклась археологией. Пока меня не было рядом с ней, она подыскивала соответствующую литературу, подбирала современные статьи, чтоб со мной вместе изучать все глубже и глубже эту науку.

И вообще, сложилось впечатление, что вся культурная половина деревни, включая молодого председателя Витю и девушку Олю из библиотеки уже плотно изучало археологию. Вместе мы «изучили» иероглифы, находку Венеры Милосской в поле и даже раскопки Помпеи.

Витя шутил и говорил, что скоро начнем археологическую экспедицию прямо в колхозе! А бабушка говорила, что уж лучше подождать несколько веков и пусть нашу цивилизацию уже раскапывают наши потомки. На что Витя отвечал что чтоб мы были так интересны, надо срочно выбивать из вышестоящих новый коровник, потому что магнитофоном уже никого не удивишь.

А для меня лето, проведенное в деревне у бабушки, было настоящим раем! Я организовывал свои маленькие экспедиции из местных мальчишек, вооружившись папиными или дедушкиными лопатами, малярными кистями и ведрами, мы пропадали целыми днями на природе и рыли вокруг всю деревню в поисках давней цивилизации.

Эти дни я всю жизнь вспоминаю, как самые счастливые в своей жизни. У меня была праведная цель, меня все поддерживали и я с радостно шел к ней.

Я вырос, в стране поменялось многое и период моего становления в профессии пришелся на тяжелый период раскола государств. Профессия археолога мне даже не светила тогда…

Я окончил местный ВУЗ и стал менеджером. Таким вот модным в конце девяностых и совершенно не интересным и обыденным сейчас. Думать над профессией можно было, но не имело смысла. И я, так глубоко раскопав свою мечту, почистив ее кисточкой и собрав в ведерко, так и не отнес в музей своего будущего.

Бабушки не стало очень давно… Колхоз, конечно, развалился, но как местность остался очень приличным и получил гордое звание ПГТ.

Как-то, по работе, мне нужно было съездить в тот район и я заехал в бабушкину деревню, в ее дом. Тут давно ютились квартиранты. Милые, молодые люди. Они с радостью встретили меня, налили чаю, угостили вареньем собственного приготовления. Я побеседовал с ними, учел все их просьбы и вдруг спросил, а не убирали ли они бабушкину библиотеку? И они показали мне старый комод, в котором было аккуратно сложено бабушкино учительское добро.

Открыв его, я увидел учительские плакаты о свойствах воды и воздуха, карты звездного неба, книги о растениях и травах. Все это было бабушкино, профессиональное. А в углу комода лежала стопка вырезанных аккуратно газетных статей. Я взял их в руки… И мои пальцы быстро забегали и крышку открытого комода, словно я снова мучительно искал нужные выбитые слова в книге для слепых. Я резко вспомнил и тихий разговор бабушки на улице возле калитки, и ее уважительное учительское «угу», и пряный запах старой книги, и улыбчивую девушку Олю из библиотеки… И стало мне так тоскливо. Поездка моя, а так же моя командировка, потеряла для меня всяческий смысл. Я собрал в свою новую папку старые вырезки и уехал из бабушкиного дома.

В ту ночь я не спал, я много думал. Думал о своем новом будущем, вспоминал как я умел думать и рассуждать. А под утро я будто бы нащупал ответ в книге, нащупал кончиками пальцев, но уже не в книге для слепых. Утром я встретил зрячим, может быть впервые за много лет…

  

Прошло десять лет. Я археолог. У меня есть жена, она тоже археолог, и сын. Он еще маленький, но прекрасно копается своей деткой пластмассовой лопаткой в земле, когда мы выезжаем на экспедиции. А если удается что-то найти, то он бежит со всех ног к нам с женой и требует кисточку. Он похож на меня. Он много думает и в свои восемь лет он может очень обоснованно рассказать, почему ему сегодня утром не хочется есть манную кашу. А я не перебиваю и не тороплю его, когда он увлечен объяснениями. Особенно, когда он, сидя за обеденным столом, бегает кончиками пальцев по его поверхности. Я то знаю, он ищет ответ в своей книге жизни.

/Автор vseleniya/